Глава девятая.

          I
Да, в самом деле, где Евгений,
Куда он со страниц пропал?
Не беспокойтесь! Он прилежно
«Срок за границей отбывал».
Сначала с замираньем сердца
Из каждого он доставал конверта,
Пришедшее к нему письмо.
Ждал – не содержит ли того,
Что всё открылось, стал известен
Меж ним и дочерью роман?
Не просят ли уж в чемодан
Сложить без промедленья вещи?
Но нет, катились день за днём,
Никто не вспоминал о нём.

          II
Размеренно шагали будни,
Протаптывая колею.
Дни понемногу нудно, трудно,
Но ношу двигали свою
В небытие, всё дальше, дальше.
«Накажут  или не накажут?»,-
Уже не задавал вопрос
Наш незадачливый матрос,
Ещё недавно столь поспешно
Семейный бросивший корабль,
И отошло в седую даль
То, что казалось несомненно
Постыдным делом и дурным,
Стало далёким и чужим.

          III
Евгений не был Чальд-Гарольдом
Друзей своих не предавал,
Хоть жизнью не был очарован,
Но идеалов не терял,
И не страдал (ну, лишь с похмелья!).
Мы знаем, что не пресыщенье
Проснулось отчего-то в нём,
И не казался отчий дом
Могилою или тюрьмою,
И совести людской укор
Не ощущал он до тех пор,
Пока не создалась угроза,
Что выгонят его «взашей»
С тем, чтоб не развращал детей.

          IV
Мы помним, не овладевала
Охота к перемене мест
Его душой и не страдала
Она, пока к ногам с небес
Разоблаченье не свалилось.
Теперь старался он, как мог
Свой интернациональный долг,
Отбросив прошлое, исполнить.
Хоть он историю страны,
Освободительной борьбы
Не изучал и вряд ли помнил
Десятка два туземных слов.
Да, маловато. Ну, так что ж!

          V
Как, впрочем, и не торопился
Он, пребывая в Форт-Лами,
Взять в руки посох пилигрима,
Иль на пироге по Шари*)
К её истокам прокатиться,
С ружьём в саванне порезвиться,
Бабахнуть так, чтобы шакал
В испуге стрекача задал.
Жизнь львов, жирафов, леопардов
Он, всё-таки, предпочитал
Днём, в зоопарке изучать.
А если говорить по правде,
То ведь поездки по стране
Не одобряло Ка Ге Бе.

          VI
Мы знаем, что не только это
Не одобряло Ка Ге Бе.
Контакты с местным населеньем,
Как и в любой другой стране,
Под его оком недреманным,
Довольно быстро засыхали.
Вот оттого и потому
Девиц народности банту*)
Обнять ему не доводилось,
А, следовательно, их язык
Не мог Евгений изучить
На практике, в реальной жизни.
Но, скажем прямо, не был он
Тем очень сильно огорчён.

          VII
Жизнь шла «не шатко и не валко».
В неделю раз иль два в кино
Ходил Евгений, коль товарка
Не пригласит к себе домой
Для безобидных развлечений.
Он не испытывал сомнений –
Давать согласье или нет,
Да! Был всегда его ответ.
Порой поигрывал в картишки,
Показывал высокий класс
(Обычно в винт иль преферанс).
Ну, что ещё? Нередко виски
Грамм полтораста пропускал
Но тихо, чтоб никто не знал.

          VIII
Бездарно волны дней катились.
Так называемый «застой»
Здесь, точно также, как в России,
Железной властвовал рукой.
Шли чередою партсобранья
Для укрепления в сознаньи,
Что развитой социализм,
В конце концов, капитализм
Бесспорно к праотцам отправит.
Плелась привычно сеть интриг –
Удушливый советский мир,
Ну не убавить, не прибавить.
Но вот подули в эС эС эР
Нежданно ветры перемен.

          IX
В то время всем уже казалось,
Хоть вкривь и вкось идут дела,
Союзом правившая старость
Навек к Олимпу приросла.
Нежданно как-то получилось –
Страна негаданно лишилась
Трёх генсекретарей подряд,
И, как съязвил один остряк:
«К чертям сквозь землю провалились
От груза беспардонной лжи,
Той, что звалась – социализм».
Не знаю, так ли? Факт – случилось.
Был градом пышных похорон
Народ советский награждён.

          X
Но если без сарказма, честно,
То нужно, всё-таки, сказать,
Что оказался Достоевский,
В конце концов, конечно, прав.
Каким подвергнута мученьям
Была Россия, и с терпеньем
Каким несла тяжёлый крест.
Невосполнимо число жертв,
Что по веленью коммунистов
Сложили им на их алтарь,
Иль в жадную бросали пасть
Национал-социалистов,
Чтоб наконец-то понял мир –
Каков он есть, социализм.

          XI
Нельзя сказать, что было видно –
Система отжила свой век.
Ведь был на трон партийный избран
Функционер «во цвете лет».
Он, вряд ли, чтоб на самом деле
В социализм марксистский верил,
Или серьёзно изучал
Талмуд марксистский «Капитал».
В текучке дней не до марксизма,
И уж, конечно, недосуг
Было понять, что рабский труд,
Основа для социализма,
И, что известно с давних пор,
О том Платон писал и Мор.

          XII
Заметно было: незадачлив
На трон взобравшийся генсек,
Но, тем не менее, заставил
Он перестраиваться всех.
Без книг и карт, «не зная броду»,
Полез, презрев сомненья, в воду,
Мечтая только об одном,
Чтоб с человеческим лицом
Предстал Союз перед всем миром.
Лицо важно! А каков нос,
С фигурой, как? А каков рост?
Но времена были такие,
Что и не пробовал тогда
Никто вопросы задавать.

          XIII
Провозгласили, правда, гласность,
Но, думалось, дурачат вновь.
А вдруг начнётся всё сначала?
Не повторит ли Горбачёв
Предтечи своего, Хрущёва,
Конец бесславный, а там снова
Придут психушки, лагеря?
Пока же, словно торопясь,
Пустели полки магазинов
И беззастенчиво врала,
Привычно, пресса, что дела
Идут отменно, уже близко
В тоннеле свет, а там за ним -
Выглядывает коммунизм.

          XIV
А между тем, вдруг стало ясно,
Что денег нет, казна пуста,
Сопутствующим государствам
На нас рассчитывать нельзя.
И помощь стали потихоньку
Военную, да и не только,
К их сожаленью сокращать.
Не избежал того и Чад.
И оттого там педагогам
Велели вещи паковать
И постепенно покидать
Страну (скорей всего надолго),
А вместе с ними наш герой
Из Чада двинулся домой.

          XV
Покинув, не без сожаленья,
Гостеприимную страну,
С собою прихватил Евгений
Автомобиль и плюс к нему
Набор штанов, аппаратуру
Для киносъёмки и иную,
И даже мини Э Вэ Эм,
Не для учёных, впрочем, дел.
Её планировал Пинегин
С хорошей выгодой продать,
Ну, что ж, не будем осуждать
Сих меркантильных побуждений.
За мир борясь, в те времена,
Мечи ковала лишь страна.

          XVI
В России было всё, как прежде:
Дороги плохи, царь – дурак,
И той же жили все надеждой:
Купить за грош рупь иль пятак.
За нефть, руду и древесину
Вёз в щепетильную Россию
По рельсам Запад и волнам
И хлеб, и сало бедным нам.
Но, впрочем, будем справедливы,
Не только это, но и то,
Что он возил давным-давно
Штаны и ножницы кривые,
И пасту тридцати родов
Для очищения зубов.

          XVII
Как прежде, все умы в тумане
Вернувшись, обнаружил он,
Нельзя сказать, что о морали
Совсем забыли, но как мог,
Тот так и крал, забыв про совесть.
То, что звалось – моральный кодекс,
Для тех, кто строил коммунизм,
Дало престранные плоды.
Все из всех сил разоблачали
Коммунистических вождей.
И оказалось, что злодей
Не только «вождь народов», Сталин,
По сути дела, на крови
Стоит и весь социализм.

          XVIII
«Свобода, равенство и братство»
Теперь, уже в который раз,
На кумачовых транспарантах
Писал номенклатурный класс.
Но были призрачны надежды
На исполненье, как и прежде.
Возможно, братья и равны
(Хоть носят разные штаны),
Скорей всего, лишь перед Богом,
Но он давно был упразднён.
Сомненья возникали в том:
«А что несёт с собой свобода?»
Ведь самым первым норовит
Воспользоваться ей бандит.

          XIX
Но, впрочем, буду откровенен,
Вниманья мало обращал
На эти тонкости Евгений,
Ведь день грядущий обещал
Дел и забот ему немало.
Распорядиться нужно скарбом,
Тем, что из Африки привёз
С таким трудом советский Крёз,
Восстановиться на работе,
Ведь место занято его,
В квартире провести ремонт.
Что говорить, конечно, много
Всё это требовало сил,
И он старался за троих.

          XX
Усилья не пропали даром.
Восстановившись, снова стал
Преподавать на месте старом,
И без особого труда
Установил по документам,
Что Ольга, завершив успешно
Предписанный ей курс наук,
Покинула сей институт
И где-то трудится усердно,
В каком-то номерном НИИ.
На этом поиски свои
Остановил и был, конечно,
Доволен, что в конце концов
Держать ответа не пришлось.

          XXI
Так иль иначе, постепенно
Пришёл всем хлопотам конец.
Жизнь принимала образ прежний
Частично, в чём-то, в чём-то нет.
По расписанью шли занятья,
За посещеньем деканаты
Следили строго: «Не дай Бог,
Чтоб кто-то пропустил урок.
Студент или преподаватель.
Ничто не предвещало взрыв.
Правда, на тему «Как нам жить
Без коммунистов и Гулага»,
Тряс новоявленный Толстой
Из-за границы бородой.

          XXII
Что-то вещал о новом земстве,
Об обустройстве россиян,
О нравственности  в человеке,
«Жить не по лжи» всех призывал.
Вдруг неожиданно с небес
Раздался гром – ГэКаЧеПе!
Сначала мир честной опешил,
Но вот на танк взобрался Ельцин,
И рухнул как-то в одночасье
Столь странный заговор вождей,
И перестали лебедей
Показывать на тельэкране,
Покинул Горбачёв Форос,
Вот тут-то всё и началось!

          XXIII
На предприятиях парткомы
Поспешно стали закрывать,
И перестали вдруг райкомы
Да и ЦеКа существовать.
Затем дела пошли «покруче».
Собравшись в Беловежской Пуще
Шушкевич. Ельцин и Кравчук
«Пустили под откос» Союз
Республик братских, нерушимый.
Промямлив вяло пару слов,
Дела свои сдал Горбачёв.
Вот так, на удивленье миру
Рассыпался «во цвете лет»
Оплот прогресса эС эС эС эР

          XXIV
А вместе с ним в небытье сгинул
И мировой пролетарьят,
Палатки перед тем покинул
Соцлагерь, а за ним друзья,
Недолго думая, сбежали.
Лишь на немного отставала
От них славянская родня,
Россию из всех сил кляня,
В надежде – пустит добрый Запад
К его кисельным берегам,
К молочным рекам и садам,
И заповедным кущам райским,
А вслед за кутерьмой тогда
В России грянула беда.

          XXV
Словно «с цепи сорвались» цены
И начались неплатежи,
Совсем платить не стали денег
Работникам, хоть в «крик кричи»,
И были вслед за тем Советы
Разогнаны и «на кол вздеты».
Никто не видел в том беды,
Ждать не заставили плоды
Сей замечательной победы.
Раздали всем ваучера,
Чтобы общественность могла
Из общего котла отведать
Коммунистических котлет,
О чём мечтала много лет.

          XXVI
На улицы тогда, казалось,
Страна вся вышла торговать.
В любом проулке подвизалась
Торговцев золотая рать.
Везде парламенты шумели,
Сувернитет, кому хотелось,
Тут же старались объявить,
Страну на части растащить.
И думалось: конец России,
Есть куча мелких лоскутов,
Национальных закутков.
Вот ещё миг, покинут силы
Когда-то мощную страну,
Вот-вот, она пойдёт ко дну.

          XXVII
Постойте! А была ли мощной
Наша советская страна,
Иль только нам казался прочным
«Колосс на глиняных ногах»?
Тот мир, в котором люди тщетно
Работали для воплощенья
Весьма сомнительных идей,
И где привычной платой смерть
Для несогласных с ними стала
За их, порой ударный труд.
Приходит иногда на ум:
Быть может грудою металла –
Той, что оружием звалась,
Та власть раздавлена была.

          XXVIII
Уместно вспомнить, кто создатель
И идеолог кто основ
Распавшегося государства,
Откуда взялся новый Пётр?
Из-за границы! Некто Ленин,-
Потомок немцев и евреев,
Калмычка среди предков, швед,
Тех, что когда-то сеял смерть,
Пытаясь развалить Россию.
Могла ли устоять страна,
Где православных христиан
Безжалостной косой косили?
Да нет, конечно, не могла
Такая долго жить страна.

          XXIX
Интернациональная по форме,
Преступная по существу,
Власть, наконец, пришла в итоге
К весьма логичному концу.
Разве не так? Ведь в самом деле -
То получили, что хотели
Марксисты наши из того,
Что ими провозглашено.
Что ни язык – то государство,
Болоту каждому - свой флаг,
Любому русский – страшный враг,
Из всех людей – он самый красный,
И лишь ему держать ответ
За вереницу страшных лет.

          XXX
Решила первой отделиться
От русских горная Чечня.
В конце концов, сработал принцип,
Который Ленин насаждал.
Любой народ – определяйся,
А есть охота – отделяйся!
Против России началась
В те дни чеченская война
Страны, которую на карте
Не всякий, кажется, найдёт,
Но вспомните, какой разгром
Непобедимых наших армий
Был беспощадно учинён
Под знаменитый Новый Год.

          XXXI
И, как бы ни казалось странным,
В Чечню текли по «авизо»
Червонцев звонких миллиарды.
Аферу твёрдою рукой
Подталкивали в руководстве.
Затем последовал жестокий
Сколь и бесчеловечный ход:
Был взят чеченцами роддом,
Как некогда буржуев
В заложники брала ЧеКа.
Подумалось, что времена,
Приёмы те опять вернулись,
Но тут всех Ельцин удивил,
С бандитами «пошёл на мир».

          XXXII
Упомянуть здесь стоит, кстати,
Что вице-президент Руцкой
И с ним чеченец Хасбулатов
Решили захватить чертог
И рычаги советской власти.
Вдруг, на мгновенье показалось,
Что «мир повис на волоске».
Вот-вот сейчас по всей стране
Война вовсю заполыхает,
Но Ельцин отдаёт приказ
Пальнуть из танков пару раз
По отголоскам старой власти,
И оказались в тот же день
Наши мятежники в тюрьме.

          XXXIII
Средь этой дьявольской метели –
Смены властей, войн, «пирамид»
Пытался как-то наш Евгений
Из рук его не дать уплыть,
Нет, не скажу я, капиталам,
Но, всё-таки, по тем масштабам,
Деньгам немалым, но увы,
Помочь ему в том не смогли
Попытки строить пирамиды.
Чтоб мы не думали о нём,
В финансах не был он силён.
Но им одно руководило,
Желание красиво жить.
Кто ж это может запретить?

          XXXIV
Какое ни было б желанье,
Но от него толк небольшой.
Задумайтесь, предприниматель
Когда, откуда к нам пришёл?
А между тем, проста разгадка,
Как бы не показалось странным,
Чуть ли не каждый бизнесмен
Или сотрудник КаГэБе
Иль бывший видный партработник,
Иль, на ходой конец, комсорг
Районный или городской.
Конечно же, на этом фоне,
Как ни крути, а скажем так,
Евгений, в общем-то, простак.

          XXXV
То, что должно было, случилось:
Евгений «вылетел в трубу».
Нельзя сказать, что разорился –
Понёс убытки, потому
Пришлось вплотную снова взяться
За прежние свои занятья –
Азы наук преподавать.
Конечно, не могли давать
Они приличного достатка,
Но позволяли без труда
Да и без слёз существовать
В бурлящем мире удавалось.
Вот он и продолжал учить,
И к счастью, не тому, как жить.

          XXXVI
Он притчу о слезе ребёнка
Предпочитал не вспоминать,
Как и заветы Льва Толстого.
Старался щёк не подставлять,
Однако били по обеим,
Но отношения Евгений
К рукоприкладству не имел
Он помогал, чтобы на свет
Наш инженеры появлялись.
А диссертаций прежний вал
В то время ВАК не осаждал,
Как, впрочем, и не заставляли
Всех диссертации писать –
Кто ж будет сеять и пахать?

          XXXVII
Скажу вам честно, что немного
В то время кандидат наук
В России стоил. Слишком много
Пустых, но меркантильных слуг
В те годы обрела наука.
А средства отпускали скупо,
И, в компенсацию тому,
Возможно, и открыли тьму
Различных типов Академий.
Там собрались наук жрецы,
Для отрасли своей – отцы,
И всяк – отдельно взятый гений.
Возможно так, но не секрет –
Открытий не было, и нет.

          XXXVIII
Наука дойною коровой
Для этих «гениев» была.
Не будем их судить сурово –
Они ей не хотели зла.
Вопрос о том, «что есть наука»?
Их большинству казался глупым,
Нам же судить учёных слуг
Сейчас же, право, недосуг.
У нас задача много проще:
Лишь показать, как человек
Наш коротал нелепый век
В эпоху после перестройки.
Нет, не подробно описать,
А ароматы передать.

          XXXIX
Так кто же он, преподаватель,
Кто он, сегодняшний Сократ,
Кто будущих вождей ваятель,
Открытых всем мирским ветрам?
Теперь читает он курс лекций,
Подчас по нескольким предметам,
Обязан семинар вести,
Само собою – не один,
И методической работы
Основы должен развивать,
Пласты науки поднимать,
К её шагая горизонтам,
При том, не покладая рук,
Воспитывать учёных слуг.

          XL
Что говорить, иное время,
Конечно, и подход иной
К тем, кто ведёт младое племя
К вершинам знаний за собой.
Знать должен Гегеля и Канта,
Уметь Ньютона и Декарта
Идеализм критиковать.
А его нравственность стоит
Вне, выше всяких подозрений.
И видеть должен в нём студент
Простой доходчивый пример
Достойного интеллигента,
Считая, что интеллигент –
Синоним слова интеллект.

          XLI
Так на словах, а что на деле?
Откуда интеллектуалов взять?
Зарплата мизерна, да денег
Тогда не стали выдавать.
Согласен, в христианском мире
Надежд богатым не дарили,
Что ждут их райские врата.
Но ведь в былые времена
Разве представить можно было,
Чтобы профессор иль доцент
Ценились ниже, чем купец?
Так было в прошлом, ну а ныне
Над нами царствует Журден,
Проснись, все ждут тебя, Мольер!

          XLII
Но никакие катастрофы
Сказаться сильно не могли
На целях нашей высшей школы,
Кто, что бы там ни говорил.
В ней корень крепок был марксистский,
Он ещё больше укрепился,
Когда введён был госстандарт,
И предписал преподавать,
В неукоснительном порядке,
Политологию, как встарь,
Философический букварь,
Язык чужой и физзарядку.
В том оказались вновь сильны
Всё той же партии сыны.

          XLIII
Был принуждён пути иные
Для отыскания монет
Изобретать в те годы злые
Не только бедный ассистент.
Звучит банально, но Евгений
В том тоже не был исключеньем.
Естественно, не стал доцент
Изобретать велосипед.
Наивных абитуриентов
Набрал себе большой отряд,
Вовсю принявшись собирать,
Без всякого стесненья, «ренту».
И в деле этом «не дремал»,
Бессовестно «три шкуры» драл.

          XLIV
Когда редели их порядки,
Зимой, осеннею порой,
Если давали, брал и взятки –
Доцент пошёл теперь такой.
Но этого казалось мало,
И потому ещё он в карты
Собрал команду игроков,
С тем, обирать, чтоб, простаков.
Порой и это приносило
Весьма недюжинный доход,
Поскольку просто «без порток»
Едва лишь ноги уносили,
На грош желавших дураков
Купить десяток пятаков.

          XLV
Проблем решенье ищет каждый
Согласно принципам своим.
Один крадёт, тот ищет славы,
А этот трудится всю жизнь.
Социалисты полагают,
Что воровать всех принуждает
Проклятый демон – капитал.
Я тем хотел бы оправдать
Сегодня моего героя,
Но мне резонно возразят:
Неужто кроме воровства
У него не было другого
Пути, иль выходов иных,
Что, не было альтернатив?

          XLVI
Конечно, были несомненно,
И капитал здесь не при чём.
Таким родился наш Евгений,
Источник в нём и только в нём.
Скажу вам более, сложился,
Раздался вширь и укрепился
Своеобразный круг идей
И, соответственно, людей.
О них не говорю, не знали,
Нет, просто не хотели знать.
Вот он пришёл, «грядущий Хам»,
Как нам его и предрекали.
Он и не думает о том,
Что можно честным жить трудом.

          XLII
Уверен, чувствовал комфортно
Себя Евгений в том кругу.
Не знаю, кланялся ль от Богу,
Но точно знаю, не Христу.
И был внимателен, старался
Подальше быть, не попадаться
К студенткам для утех в постель.
Хоть он забыл, где партбилет
Его лежит, куда заброшен.
Но помнил, как «чуть не сгорел»,
Как убежать едва успел.
А потому был осторожен,
Интрижек заводить не смел
Он со студентками теперь.

          XLVIII
И от серьёзных отношений
Он убегал как от чумы.
Наш многоопытный Евгений
Не только не искал жены,
От мысли лишь об узах брачных
Он тотчас становился мрачным.
Зачем, в конце концов, нужна
Семья, жена, её родня?
В потомках видеть продолженье
Себя и странных дел своих?
Да и захочет вряд ли сын
Быть его славным отраженьем.
А мысль не бросит его в дрожь:
«Так на кого же я похож?»

          XLIX
Как бы там ни было, Евгений
Себя отнюдь не представлял
В кругу семьи. Для развлечений,
Которыми он занимал
Досуг, она была помехой,
И потому, её успешно,
В известном смысле, заменил
Сорт легкомысленной любви,
Когда серьёзных обязательств
Какая-то из двух сторон,
По отношению к другой,
Отнюдь и не предполагала.
Было удобно и легко,
Неважно, что будет потом.

          L
Вот так катилась вдаль эпоха.
А отличалась ли она
От времени царя Гороха,
Екатерины иль Петра?
Конечно, чем-то отличалась.
И ведь не теми же остались
Мечи иль тюрьмы. А жильё?
Что ж, «техника брала своё…»
Да, но моральные устои?
Их укрепляли, кто как мог,
Но продолжал гулять порок.
Давно изгнали всё святое
Из нашей жизни, потому
Бороться как с ним и кому?