Глава восьмая.

          I
На город опустилась осень
И, ожерельем золотым
Украсив клёны и берёзы,
Легла ковром персидским к ним.
Ласкал деревья тёплый ветер,
Пока дремал свирепый Север,
Но стихли птицы, речка, лес
И с увядающих небес,
Словно задумавшись, слетали
Уж паутины кружева.
Слегка пожухлая трава
Воспоминаньям предавалась,
И тихо опускался вниз
В её объятья жёлтый лист.

          II
Дни увядающего лета,
Прохладный утренний туман,
Который превратится в терпкий
Вечерний сладостный дурман,
И ляжет трепетною тенью
В шуршащие листвой аллеи,
Где чуть дрожащий свет луны,
Словно проказы сатаны,
Волнует кровь, бередит душу.
Прелестнее таких минут
И сладостнее этих мук,
Признаюсь, мне припомнить трудно.
Не знаю ничего милей
Вечерних грёз осенних дней.

          III
Эх! Бабье лето. Лунный вечер.
Река у Воробьёвых гор.
Хоть упрекнуть себя мне не в чем,
Но сожалею до сих пор,
Что воскресить того свиданья
И тех минут очарованья
Мне так и не было дано.
Да разве только ли оно
Туманную тревожит память,
Когда, кружась, багряный лист
Напоминает, что ушли
Былые дни, а мне осталась
От этих дней глухая грусть
И мысль: туда я не вернусь.

          IV
Отвлёкся я. А как там Ольга?
Её душой не столько грусть
Владела, сколь болью
Тупой была залита грудь.
Ей было жить невыносимо,
Тоскливо, страшно, сиротливо.
Не раз один, не два, не три
Она себе: «Зачем же жить?»
Вопрос беззвучно задавала.
Но ведь вы знаете, друзья,
Проблему смысла бытия
В те времена не изучали,
А потому на сей вопрос
И отвечали, кто как мог.

          V
Мне возразят: программа в школе,
Пусть неприемлемый для всех,
Но приговор давала строгий
Для романтических утех.
Уже эпоха романтизма
Судьбой пугает бедной Лизы,
Описанной Карамзиным,
И, словно соревнуясь с ним,
О том же пишет и Островский:
Проблеме той посвящена
Его трагедия «Гроза».
Да разве же она и только?
Вот Лев Толстой, мы помним все,
Сколь гневно осуждал сей грех.

          VI
Пожалуй, здесь отметить стоит,
Если внимательно взглянуть,
Но поведение Толстого,
Что, как ни странно, жизнь свою,
По тем рецептам он не строил,
По предписаниям которых
Хотел, чтоб жил весь мир.
А не такие ли грехи
Замаливать в Оптину Пустынь
На склоне лет своих ходил?
Но, впрочем, что-то изменить,
Как нам понять теперь нетрудно,
Его идеи не смогли.
Ну что ж, не нам его судить...

          VII
Конечно, времена Толстого,
Как и Островского, прошли.
Не будем к ним излишне строги,
А глянем, что нам принесли,
Какой пример для подражанья
Иль элементы воспитанья
Вожди кухаркиных детей,
И семена каких идей
Они предпочитали сеять,
Как пролетарская мораль
Стала на общество влиять?
Вопрос не прост. Роман «Что делать?»,
Как это Ленин утверждал:
«Его всего перепахал».

          VIII
Да, кстати, их предтеча Герцен,
В воспоминаньях о былом
Писал, как в камере тюремной
Он пил вино «Мадам Клико»,
Как они вместе с Огарёвым
Клялись ввести порядок новый.
Он ему свет зажёг во тьме,
Женившись на его жене.
Ещё один борец, Некрасов,
С несправедливостью и злом     
Играть мог ночи напролёт
До умопомраченья в карты,
С Панаевыми жил втроём,
Можно сказать, одной семьёй.

          IX
Естественно, что Маяковский
Старался им не уступать
(«Лучший поэт нашей эпохи»!) *)
И, поэтому, видно, играть
Предпочитал на деньги в карты.
Замечу здесь, пожалуй, кстати,
Делили ложе на троих:
Он, с ним супруги Брик.
Писатель пролетарский, Горький,
Как очевидец, вспоминал,
К своей невестке приставал.
Вообще то пассий было много –
Андреева при нём была
И Брудрерг вместе с ним спала.

          X
Не буду обсуждать идеи,
Что насаждала Колонтай.
Хоть не сочувствовал им Ленин,
Но выясняется сейчас,
Какие роли исполняла
И при вожде кем состояла
Небезызвестная Арманд.
И я не стал бы утверждать,
Что в этом смысле, может, Сталин
Служить нам должным образцом.
Есть указанья, что отцом
Для многих был, как может статься,,
В местах, где постояльцем жил
Он, сослан будучи в Сибирь.

          XI
Знать о делах амурных Ольга
Богов советских не могла.
О том не сообщали в школе,
О том не ведала страна.
Надеяться найти ответы
В трудах, похожих на «Что делать?»,
Не много было перспектив.
Она не думала о них.
С ума сводила неизвестность.
Прошла неделя, месяц, два,
Но так и не было письма,
Как, впрочем, и иных известий.
Проплакавши не день, не два,
Решилась, наконец, она

          XII
Просить совета у Татьяны
И рассказала ей о том,
Что до сих пор держала в тайне,
Что не могла жить без него,
Что продолжала с ним встречаться,
Не в состоянии сдержаться.
Призналась ей – нет больше сил
Разлуку с ним переносить.
Который месяц нет известий.
Что же могло случиться с ним?
От мысли той, что он погиб,
Найти себе не может места,
Что жизнь ей не нужна теперь,
И она хочет умереть.

          XIII
Признанья выслушав, Татьяна
Мысль постаралась, как могла,
Внушить, что прошлое оставить
Теперь придётся навсегда.
Жизнь с нею обошлась жестоко.
Евгений вовсе не достоин
Ни уваженья, ни любви.
Нужно привыкнуть с этим жить.
Конечно, Ольга понимала,
Что мать её была права.
Да только сердце тем словам
Повиноваться не желало.
И всё-таки, сдаётся мне,
Ей стало «легче на душе».

          XIV
О скорбных сих делах душевных
Известно стало и Кузьме.
От взрыва гнева, возмущенья,
Не то, чтобы «не по себе»,
Чертям в аду бы стало тошно.
Да, складывалось всё не просто.
Возник вновь на его пути,
Точнее и не уходил,
Как дьявольское наважденье,
Его заклятый кровный враг.
Он потому «рвал и метал»,
Пытаясь отыскать решенье
Прибегнув к помощи вина,
Рискуя получить инфаркт.

          XV
В конце концов, так и случилось.
Грозил сначала он убить
Растлителя и матерился,
Затем безудержно запил,
Как результат – попал в больницу,
Но он не мог остановиться.
Как надлежало поступить,
Что делать и как Ольге жить,
И как на вызов сей ответить
Он, к сожалению, не знал,
Но это не его вина.
Он университетов
И академий не кончал
И диамат не изучал.

          XVI
И в результате оказалась
Татьяна между двух огней.
Изо всех сил, как ни старалась,
Рекомендации врачей
Исполнить было очень сложно,
Да и, пожалуй, невозможно.
Но, тем не менее, она
С судьбой боролась, как могла,
И всё же своего добилась.
Того, что бросил пить Кузьма,
И, как бы он ни возражал,
У знахарки заговорили.
Прошёл, конечно, полный курс
Всех медицинских процедур.

          XVII
Рискуя здесь предстать циничным,
Я должен, всё-таки, сказать,
Что цепь скандальная событий
Серьёзно Ольгу отвлекла
От тёмных непутёвых мыслей,
О бренности и смысле жизни.
Но нет, не отступила боль,
А стала попросту иной,
Или, точнее, притупилась
И постепенно отошла,
Освобождая первый план.
И Ольга для себя решила
Довольно твёрдо: её жизнь
Не только ей принадлежит.

          XVIII
Переносить невзгоды легче,
Коль скоро ты не одинок.
По поводу же той идеи,
Что преподнёс нам Лев Толстой,
Заставив броситься под поезд
В оплату помыслов греховных,
Плутавшую в потёмках мать,
То здесь готов я утверждать,
Что будь она в кругу достойных
Сочувствующих ей людей,
Родных иль близких ей друзей,
Не будь она столь одинока,
Финал бы без сомненья был,
Поверьте мне, совсем иным.

          XIX
Упорно не хотела осень
Дорогу уступать зиме.
То дождь, то снег, то снова солнце
Купаясь, светит в синеве.
Не верится, вчера метель
Стучалась во входную дверь,
Сегодня снег растаял вновь,
А послезавтра стынет кровь
От леденящего мороза,
И снова тротуар – каток.
Десятки переломов ног.
Дороги посыпают солью,
И кроет, на чём свет стоит,
Наш житель дворников своих.

          XX
А всё-таки зима – колдунья,
В конце концов, взяла своё.
Упорно с севера задули
Ветра. Лес, на полях жнивьё
Снегами пышными укрылись.
Зимой той Ольга отучилась
Всего семестр. Успела сдать
Экзамены. Затем же взять
Пришлось положенный ей отпуск.
Вслед за обычной суетой
Вновь полетел пчелиный рой
Однообразных, скучных
В привычной серости своей,
Похожих друг на друга дней.

          XXI
Природа, что бы ни случилось,
Живёт по правилам своим.
И вот, глядь – снова покатились
По мостовым журча ручьи.
И с пробуждением природы,
Обычно кажется, невзгоды
В небытие с зимой уйдут.
Так вот, в ту раннюю весну,
То, что должно было – случилось.
У Ольги появился сын.
Конечно, непростые дни
Для неё в жизни наступили.
Но, чтобы вас не утомлять,
Не буду их перечислять.

          XXII
Ребёнка в церкви окрестили,
И решено было назвать
Старинным именем, Владимир.
Не думаю, что Мономах
Имел какое-то значенье
В принятьи этого решенья.
Причина есть – он Русь крестил,
Но сколько алтарей спалил
Носивший имя то, Ульянов!
Не понимаю, отчего
Так любят на Руси его
И его имя популярно,
Не думаю, что этот факт
Кто-то возьмётся отрицать.

          XXIII
Нет, чтобы там ни говорили,
Загадка – русская душа.
Однажды с удивленьем в книге
Рассказ Хрущёва прочитал:
«Бродяги странника убили,
Скарб его бедный поделили,
А сало, что в котомке было,
Нет, ни за что не стали есть.
А потому, что в пост Великий
Нельзя есть сало – это грех!»
Казалось, верят, как нигде
В Христа, но церкви как громили!
Да, богоносец наш народ,
Но, как-то «задом наперёд».

          XXIV
У нас теперь не то в предмете*)
Высоконравственных проблем
Ни в городе, да и в деревне
Не ставили тогда совсем.
Не исключаю, что Татьяна,
Возможно, в детстве и слыхала,
Что где-то там, на небесах,
Есть тот, кто станет помогать
Тому, кто носит его имя.
Осталось, может быть, всё так
Как прежде, на своих местах,
Но времена были другие,
И на святую благодать
Не приходилось уповать.

          XXV
Не думаю, чтобы искала
На книжных полках имена,
Хоть и уверен, что читала
Татьяна пушкинский роман.
Но должен, всё-таки, признаться,
Что Ольга школьницей мечтала,
Ещё в свои шестнадцать лет,
Чтоб был влюблён в неё поэт,
Чтоб можно было шаловливо
Кудрями тёмными до плеч
Играть, во время милых встреч,
И вот теперь переносила,
Предполагаю, что всерьёз,
На сына те остатки грёз.

          XXVI
Не исключаю, что Высоцкий
На выбор этот повлиял.
Он, правда, далеко не Гоголь,
Как мэр Лужков нам представлял
В очередной программной речи*)
(И далеко не Грибоедов),
Но что б Лужков ни говорил,
Его считал «совковый» мир
Властью непонятым кумиром.
Теперь на смену шли стихам
Крестьян, рабочих и дворян.
Стихи, несущие мотивы
Романтики блатных, воров
Иль просто «пляшущих трусов».

          XXVII
Пожалуй, именем Владимир
Мы слишком сильно увлеклись.
А надобно сказать, родился
Очаровательный малыш
С высоким лбом, голубоглазый,
Упорно требовавший сразу
Вниманья полного к себе.
Не только, впрочем, этот грех
Присущ младенцам несмышлёным
Или повластвовавшим всласть
Коммунистическим вождям,
Инсультами обременённым,
Мечтают многие из нас,
Чтоб их носили на руках.

          XXVIII
Против такого положенья
Никто в семье не возражал.
Татьяна, скажем откровенно,
Была от внука «без ума».
О нём все мысли и заботы,
Забыв себя, бежит с работы.
Да дело и не только в нём,
Ведь на плечах её весь дом,
И может всякое случиться,
А сколько, не сомкнув очей,
Без сна проведено ночей!
И всё же, кто не согласится,
Такая жизнь хоть и трудна,
Но радостей не лишена.

          XXIX
Лишь самый чёрствый не оценит
Улыбку милых детских губ,
Глаз широко открытых прелесть,
Мельканье шаловливых рук,
Иль искр сознанья зарожденье!
Ведь это счастье – на коленях
Созданьеюное держать
И с удовлетвореньем
Отчёт себе в том отдавать,
Что формируется душа,
Волшебным наполняясь светом.
С волненьем Байрон Джордж Гордон
Писал о счастии таком*).

          XXX
В конце концов, в хитросплетеньи
Минут счастливых и забот,
Меж страхов мелких и болезней,
Как сон тяжёлый минул год.
И обстоятельства, как только
Позволили, вернулась Ольга
К учёбе, в тот же институт.
Что говорить, тяжёлый труд
Учиться и растить ребёнка.
И, сознавая это, мать
Её помогала, как могла.
Стирала, гладила пелёнки,
Но это можно ли сравнить
С тем, что пришлось им пережить?

          XXXI
Как бы там ни было, природа
За труд сторицей воздаёт.
Вот уж мальчишка встал на ноги,
Вот шаг, другой и он идёт.
Куда и по какой дороге,
О том, возможно знают боги.
Пожалуй, и скорей всего
Им, всё-таки, «не до того»,
Хотя, быть может, в книге судеб
Есть где-то и моя строка,
И ваши, милые друзья.
Мы с детства ждём: вот что-то будет!
Но катится за годом год,
А это «что-то» не идёт.

          XXXII
Впрочем, не думая об этом,
Татьяне помогал Кузьма.
Тогда вопросы жизни, смерти,
Как и добра со злом борьба,
Не относились к актуальным.
Ведь в полит-семинаре,
В том, что исправно посещал,
Мочала, как и все, жевал
По указанию парткома,
На сей вопрос было «табу»
Наложено и потому
Не обсуждал его и дома.
Не побуждал к тому и внук,
Его не покидавший рук.

          XXXIII
Обычно, в свой свободный вечер,
Коль не играли в домино,
Хотелось выпить, но чуть меньше
И к размышлению влекло*),
Сажал он внука на колени,
Читал с серьёзным выраженьем
Про волка сказки, про козлят,
Про трёх весёлых поросят.
Меж ними возникали споры:
«Куда ж пропало, так легко
На пол упавшее яйцо?
Ведь оно было золотое».
Они ж не знали о судьбе
Изделий фирмы Фаберже.

          XXXIV
Да, политических занятий
Здесь опыт мало что давал.
Там нужно было только внятно
Текст по бумажке прочитать.
Пример тому давал с трибуны
Генсек, читая с видом умным,
Длиною во весь день, доклад.
Не думаю, что кто-то ждал,
Как в широко известной сказке,
Ребёнок крикнет: «Вот те на!
Генсек-то выжил из ума!
И вряд ли ясно понимает
То, что невнятно говорит.
Ужель совсем ослепли вы?»

          XXXV
Кузьма же ничего такого
От внука своего не ждал,
И на собраниях сурово
Всех критиканов осуждал.
Ведь он, по замыслу марксистов,
Материал стерильно чистый,
Который оплодотворять
Должны адепты Октября.
Не так, конечно, как кобылу
Холёный сытый жеребец,
А светом озарить идей
Пути к свободной чудной жизни,
Тех, что во тьме зажёг для масс
Вождь нищих и голодных, Маркс.

          XXXVI
Об этих пламенных идеях
Кузьма, слов нет, конечно, знал,
Однако, книг, с марксистским бредом
Он никогда не открывал.
Нужды в том не было нимало.
Ведь это место занимали
Вино, кино и домино.
Правда, вино уже давно,
Хоть было то довольно трудно,
Он в рот не брал, совсем не пил.
Поутру в садик отводил,
Обычно, внука, взяв за руку,
Так начинался его день,
Да и заканчивался тем.

          XXXVII
Как бы то ни было, немного
Он, несомненно, помогал
Снять часть нагрузки тяжкой с Ольги.
А коль учесть, что, как могла,
Тот воз тащила и Татьяна,
То мы поймём, что не случайно
Вернулась снова в институт
К учёбе Ольга, впрочем, тут
Её трудностей не создавали
Излишних, если не считать,
Что посылали собирать
Картошку в поле, чтоб на базе
Её же вновь перебирать,
Сортировать и паковать.

          XXVIII
Этот процесс, в былые годы,
Тянулся вплоть до белых мух.
Сейчас понять, конечно, сложно,
Как в голову пришло, кому
Сей элемент, довольно странный
Для высшего образованья,
В процесс познания внедрить.
Нужно сказать, большевики
«С младых ногтей»мир удивляли
Изобретением чудес.
Конечно, многое протест
Вполне резонный вызывало.
Но будем помнить, что ГУЛАГ
Никто не думал закрывать.

          XXXIX
Да только ль на сельхоз работы
Был время вынужден студент
Терять без смысла? Ведь без счёта
Для дел полезных нужных дней,
Ночей бессонных и мучений,
Впустую шло на изученье
Марксистско-ленинских идей,
Пожары низменных страстей
В сердцах неопытных рождавших.
А изученье языков?
В неделю дважды перевод
Осуществлять обязан каждый
Статей из книг или газет –
Вот изученья весь секрет.

          XL
И, пару слов о физкультуре,
Ведь обязательный предмет!
Понять, я вам признаюсь, трудно,
Несёт он пользу или вред.
Равны все люди, да различны,
И разве весь набор отличий
В программе может быть учтён?
А составлял программу, кто?
Последователи Льва Толстого,
Кто академий не кончал,
Тот, кто на митингах кричал
О справедливости, свободе,
Не знавший ни труда, ни мук
При изучении наук.

          XLI
Однако, если откровенно,
То Ольга, всё-таки, была
От столь критичных рассуждений
Весьма и очень далека.
Диплом же об образованьи,
Пусть неглубоком и формальном,
Давал ей право получить
Возможность, чтоб безбедно жить,
А мысли о былых победах,
Что покорили Енисей,
Что впереди планеты всей
Идём мы в области балета*),
Что можем мир перевернуть,
Её не согревала грудь.

          XLII
Ученье, так сказать, давалось
Ей не с таким большим трудом,
Как, между прочим, показаться
Непосвящённому могло.
К её упорству и стараньям
Отнёсся, в общем, с пониманьем
Гроза студентов, деканат,
И часто закрывал глаза
На её пропуски занятий.
Ей недостатки чертежа
Незамедлительно прощал
Сочувствуя, преподаватель,
Если случайно узнавал,
Что Ольга – молодая мать.

          XLIII
Вряд ли является секретом
Для образованных людей,
Что наш контроль за обученьем –
Сюжет из области легенд.
Да если бы в образованьи
Вопросом этим задавались,
Несметным не было б число
Людей, имеющих диплом.
И вряд ли  бы тогда зарплата
Их приблизительно была
Зарплате дворника равна.
Но это странным не казалось,
Скорей естественным. Вот так
«Во все лопатки гнали брак».

          XLIV
Не только здесь, весь объективно
«Трещал по швам» советский строй.
Пустели полки магазинов,
И вереницы поездов
Носивших прозвища «колбасных»,
Когда удача улыбалась,
С собой провизию везли.
А на страну, навстречу им
Спускался жесточайший кризис.
Возникших не решил проблем
Введённый срочно «рыбный» день.
Кончено, было очевидным,
Загнил и одряхлел режим,
Но всё же ждали коммунизм.

          XLV
Конечно, кое-что пытались
Ввести, исправить исподволь.
На помощь, например, призвали
«Народным» названный контроль.
Там у меня, я помню, как-то
На заседаньи спёрли шапку.
Да шапка – что, какой пустяк!
А как тащил генсека зять,
С фамильейстранною, Чурбанов,
А бриллианты – его дочь…
Тащили все, кто только мог,
Но до того уж дела мало
Генсеку было, он в маразм
Впадал у мира на глазах.

          XLVI
И вот, в маразм впадавших старцев,
Упал взгляд на Афганистан,
И, как бы ни казалось странным,
В эту страну ввела войска.
Не знаю, что было причиной
Расправы дикой над Амином,
Но убеждён, что бандитизм
Наши тогдашние вожди
В стране соседней учинили.
Возможно, что социализм
Они привить пытались им.
Похоже. Ведь они босые,
Зато с оружием в руках,
Как мы, в былые времена.

          XLVII
Но результатов тех, что ждали,
Эта война не принесла,
А лишь бойкот олимпиады
Свыше пятидесяти стран
Москве немедля объявили,
Что наших старцев не смутило.
Не озадачило и то,
Сколь нескончаемым поток
Был с грузом «двести» самолётов.
Они крепили, что есть сил
Свой «развитой социализм».
Друг другу золотые звёзды
Всё продолжали раздавать,
Хвалить себя и награждать.

          XLVIII
Хоть жизнь тогда была «не в радость»,
Но молодость брала своё.
Шли лекции и семинары,
Зачётов вслед катился ком.
Потоку жизни уступая
Затягиваться стала рана,
И медленно, день от дня
Теряла остроту печаль.
В конце концов, в трудах, заботах
И год прошёл, за ним второй…
И вот уж защищён диплом,
Утверждено место работы,
Готов к труду, идейно чист
Наш молодой специалист.

          XLIX
Успехи делал и Владимир.
Он, посещая детский сад,
Понять изо всех сил старался
Каноны жизни октябрят.
Давалось это, впрочем, трудно,
Не потому, что очень мудрость
Большая скрыта в деле том,
А оказалось уж потом,
Как дальше жить, не знали дяди,
Выпускники из совпартшкол.
Но не смущались. Что ж с того?!
Ведь важно, чтобы дети знали
И верили: лишь в Октябре
Свет появился на Земле.

          L
Конечно, дядям взрослым проще,
Однако, без особых мук,
В конце концов, им был освоен
Курс детско-садовских наук.
Объятия открыла школа,
Татьяна утирает с Ольгой
Слезинки горькие со щёк,
Глядя на то, как в класс пошёл
Их сын и внук, кто был их светом.
Жаль, что отца нет рядом с ним.
Что ж делать, рок неотвратим.
Прошло и кануло всё в лету,
Былая жизнь, их часть души,
Бьёт маятник, спешат часы.