Глава третья.

          I
А в самом деле, что с Татьяной?
Ведь мы оставили её
На полустанке, что бурьяном,
Властями брошенном, зарос,
Где жизнь почти остановилась.
А было ей невыносимо
От мысли, что теперь она
Жить без него должна одна.
Сжималось сердце беспричинно
И к горлу подступал комок.
Неужто навсегда ушло,
Что стало ей дороже жизни?
«Нет, он вернётся, он придёт.
Не всё потеряно, не всё!»

          II
Ей оставалось покориться
Предписанному злой судьбой,
Безмолвно перед ней склониться,
Смириться сердцем и душой.
Отчаянье и луч надежды,
От них идущая печаль,
Знакомы ли, читатель, вам?
А безысходное сомненье
Или предчувствие беды
Хоть раз испытывали вы?
Коль так, признайтесь откровенно,
Что для вас значило оно,
С известьем доброе письмо?

          III
Но нет вестей, и в чем причина
Татьяна силится понять,
И встреч их милые картины
К ней возвращаются опять,
Его слова о дружбе вечной,
Непринуждённость и беспечность
Непритязательных утех,
Улыбка и задорный смех.
Нет даже мысли о коварстве,
Или о том, что мог предать
Забвенью их мечты о счастьи,
О будущем огромном, славном.
«Нет! Он не мог меня забыть.
Не может быть, не может быть…»

          IV
Конечно, он оставил адрес,
И можно написать письмо
Да толку что, его доставят,
А на него ответит кто?
Прошла неделя, две и третья
Все больше убежденье крепнет,
Что что-то с ним произошло.
Быть может болен тяжело,
Авария, несчастный случай?
И он не то, чтобы писать,
Не в состояньи даже встать.
Страдания изводят душу.
И с мыслью «Как помочь ему?»
Она старается уснуть.

          V
И снится странный сон Татьяне:
Нагая будто бы она
В даль по заснеженной равнине
В кромешной мгле бредёт одна.
Ей страшно, холодно и жутко.
Над мёртвой тишиной без звука
Равнина дыбом поднялась
И пропастью разорвалась.
Как будто приглашая в гости
Над бездною, где между скал
Поток взревел и застонал,
Повис обледенелый мостик,
И голос загремел: «Пройди!
Евгений здесь сейчас, иди!»

          VI
Идёт Татьяна, сердце стынет.
Одна на мостике пустом.
Вдруг видит: кто-то в середине
Мостка ей вдруг махнул платком.
Она бежать. А он за ней,
Он во весь дух, она – быстрей.
Теперь их двое, трое, пять.
Схватили, начали вязать.
Связали. В чащу потащили.
Поляна. Светится изба.
Её к окну: «Гляди судьба
Твоя. «В верхах» решили:
Тебе смотреть разрешено
Лишь только в крайнее окно».

          VII
Глядит: там кто-то в платье белом,
Она, как будто бы, иль нет?
Во взгляде, что её несмелом?
Евгений рядом. Он в ответ
К ней наклонился: Стойте, боже,
Лишь на неё слегка похожа…
Красива девушка, стройна,
Но, нет сомнений, не она.
И выглядит Евгений старым,
Словно прошло немало лет,
Иль пережил он много бед.
Звучит негромко глас гитары.
Восток зарёю занялся,
Но не смолкают голоса.

          VIII
Заспорили, возникла драка.
Какой-то парень молодой,
Ужасный видно забияка
Рукой схватил графин с водой.
Взмах и – отчаянный бросок.
Графин Евгению в висок
В то же мгновение попал.
Поник Евгений и упал,
И заструилась кровь из раны…
Проснулась Таня. За окном
Блеснула молния и гром
Раздался. В полутёмной рани
Зевс свои длани распростёр,
И в небе полыхнул костёр.

          IX
Тяжёлым камнем сон на сердце.
Не в силах безотчётный страх
Преодолеть, она на плечи
Халат накинув впопыхах,
Как в детстве к бабушке бежит,
И по привычке та спешит
Унять безудержные слёзы.
- «Так вот чем обернулись грёзы!»
- «Прости меня, о, ради бога,
Так больше просто не могу,
Что нездоровится солгу,
К Евгению поеду, в город.
Всё нужно выяснить сполна
Скажи на ферме, что больна.»

          X
И вот, сев в поезд самый ранний
По адресу тому, что ей
Оставлен был, спешит Татьяна
А душу всё сильней, сильней
Теснит предчувствие несчастья.
Старуха дверь открыла: «Здрасте»
- «Могу ль я видеть?..» - «Нет и нет!»
И в голосе стал слышен гнев
- «Сидит, сидит в тюрьме, голубчик!
Надолго, если «повезёт».
Надеешься помочь слезой?
Сидела бы ты дома лучше,
А не таскалась бы сюда».
В ответ прошамкала карга.

          XI
Как будто солнце закатилось,
Глаза закрыла темнота.
Унявши боль, поворотилась,
Вокруг – глухая пустота.
Не помнит – полностью забыла,
И как по улицам бродила,
И как попала на вокзал,
И, миновав гудящий зал,
Как заведённая машина
В вагоне место заняла,
Приехала, домой пришла,
И как, в конце концов, решила,
Конец сей жизни положить,
Что без него ей и не жить.

          XII
В конец сознанье помутилось
 Умом решение понять
Об отрешении от жизни
Нельзя. Здесь, надо полагать,
Свои безумные законы,
Соображения, резоны.
А может быть, их вовсе нет.
Скорей всего, лишь в том секрет,
Что не выдерживают нервы,
Нет рядом никого и вот
Уже нетерпеливо ждёт
Харон очередную жертву,
Чтоб в царство мрачное отплыть,
В безмолвный и печальный мир.

          XIII
Так вот, в тот мир спешит Татьяна
Сквозь тусклый сумрачный туман.
Здесь о её поступке страшном
Обязан я поведать вам.
Удар ножа. Застыли очи.
Зловещий мрак промозглой ночи
Укрыл весь мир. На миг сплелись
От боли руки, тело вниз
Скользнув, за зеркало задело.
Оно упало. Грохот спас
Несчастную Татьяну. Мать,
Вбежавшая на шум, сумела,
Все свои силы вмиг собрав,
Беды смертельной избежать.

          XIV
Я думаю, что вам не трудно
Понять, что испытала мать
В момент тот страшный – жгучий ужас!
Но нужно должное отдать
Её железной силе воли,
Что не дала душевной боли
Умом и сердцем овладеть,
Татьяне бедной, умереть.
Ей удалось кровотеченье,
Отбросив нож, остановить,
Повязку наспех наложить.
Унять возникшее смятенье.
Машину к городу найти,
Её в больницу отвезти.

          XV
Конечно, очень жаль Татьяну,
Но так устроен этот мир,
Казалось бы, что всякий знает:
Нельзя «без памяти» любить.
Писатели, поэты спорят:
Святую радость или горе
С собою в мир несёт любовь?
И сотни, тысячи томов
Хранят свидетельства трагедий,
Где лишь она виной. И что ж?
Да повторяется всё вновь.
А мир всё тот же, что и прежде,
Словно не ведая о том,
Он тянется к ней всей душой.

          XVI
Анна Каренина сурово
За совершённый ею грех
Осуждена у Льва Толстого,
Но согласитесь, что не все
Беспрекословно с ним согласны,
Как и с моралью христианской.
Мне хочется напомнить вам,
Что о морали христиан
Ни в школах, университетах,
Как и об этике крестьян,
Ну, а тем более, дворян,
И говорить даже не смели.
Ведь образцом служил для нас
Примерный семьянин Карл Маркс *)

          XVII
Да нет, я здесь проблем не ставлю,
А лишь пытаюсь описать
Крушение воздушных замков,
Что происходит каждый раз,
Когда доверчивость коварства
Не видит, ей совсем не страшно
Стоять на тонком льду химер
В плену несбыточных надежд.
Любой толчок, несчастный случай,
И вот – трагический финал.
Его никто не ожидал
Среди участников, а нужно
Лишь было просто, так сказать,
Пошире приоткрыть глаза.

          XVIII
Вот посмотрите, как доверчив,
Наивен безгранично мир,
Открыт, по существу, злодею
Любому, только б посулил
Пусть и не горы золотые,
А перспективы неплохие
На всю оставшуюся жизнь.
Но чем придётся заплатить
За эти посулы пустые,
Спросить обычно недосуг.
И узнаем, очнувшись, вдруг
(Но, к сожаленью, слишком поздно)
У власти стал не чародей,
А обманувший нас злодей.

          XIX
И лишь когда расколют небо
Вдруг молнии и грянет гром,
Когда потоками на землю
Людей невинных хлынет кровь,
Мир восстаёт, но уже поздно,
Понять «Что делать?» очень сложно.
Пример тому – двадцатый век.
Недальновиден человек.
Да и историю, как пишут?
Сначала пишут – дружно лгут,
Потом всё те ж её и жгут.
Вот вам пример подобной книги –
История Вэ Ка Пэ Бэ,
Что с ней теперь, скажите мне?

          XX
Мне скажут, все живые люди,
Все жить хотят и вкусно есть.
К тому же книг подобных груды
Вряд ли кто в силах одолеть,
Чтобы предвидеть ход событий.
О том не приходилось слышать.
Понять нетрудно, что была
Татьяна очень далека
От исторических исканий.
Как бы то ни было, она
Своё решенье приняла
К истории не прибегая,
Скорее сердцем, чем умом,
И книги не повинны в том.

          XXI
А складывалось дело скверно,
И повезло Татьяне в том:
В долях каких-то миллиметра
Лишь мимо сердца нож прошёл
Что предрешило ход событий.
Хоть впереди немало было
Моментов острых, неудач,
Но нужно должное отдать
Врачам, друзьям, родным и близким.
Все помогали, как могли,
И их усилья отвели
Нависшую угрозу жизни.
Смерть отступила наконец,
Затеплился надежды свет.

          XXII
И вот, очнувшись утром рано,
Деревья и больничный двор
В окно увидела Татьяна
«О!.. Снова жить?! Какой позор!»
Воскликнула и её силы
Волненье словно подкосило,
Но, не смыкавшая глаз, мать,
Теперь могла спокойно спать.
Правда, это не означало,
Что её пылкая душа
К спокойной гавани пришла.
Но констатируем: желанье
Покинуть этот бренный мир,
Осталось всё же позади.

          XXIII
Меж тем Татьяна постепенно,
Неспешно набиралась сил.
И робко, медленно, несмело
В привычную входила жизнь.
Вот уж сама встаёт с постели,
А вскоре и гуляет в сквере.
Знакомых просит принести
Немного интересных книг,
Чтоб от тяжёлых дум отвлечься,
И хоть немного заглушить
Боль искалеченной души,
И постоянно не искать ответа
На каверзный вопрос судьбы:
Так всё же «Быть или не быть?»

          XXIV
Конечно, главною проблемой
Был её горестный секрет,
Что очень скоро в полной мере
Придётся ей давать ответ,
Кто он, отец её ребёнка?
Мать посвятить в это несложно
И она многое простит.
Ну, а с соседями, как быть?
Да, ведь рожденье человека
Это одна из тех причин,
Что круто изменяют жизнь,
От многих требуя ответа:
«Кто он, как будет дальше жить,
И что есть правда, ложь и стыд».

          XXV
В деревне скрыть хоть что-то сложно
Известно всё: кто, где чихнул,
Кто что сказал неосторожно,
А тут таких событий круг!
И что же может быть страшнее,
Чем злые языки в деревне?
Уехать, скрыться, но куда?
Есть, впрочем, в городе родня.
Быть может, не откажет тётя
Её на время приютить.
Лишь до тех пор, пока родит.
И обойдётся всё, возможно.
А на вопросе: кто отец?
Ведь «не сошёлся клином свет».

          XXVI
Так с матерью и порешили:
В письме подробно описать
Клубок свершившихся событий
И попросить согласье дать
Недолго у неё Татьяне
Пожить. А та, понятно,
Своё согласие дала.
Когда-то в юности она
Аналогично покоряла
Весьма нелёгкую судьбу,
Теперь племянницу свою
Без колебаний поддержала.
К тому прибавлю, что она
Уже давно жила одна.

          XXVII
Да!! Мы, читатель, с вами помним:
Было отправлено письмо.
Вы догадались, оно просто
До адресата не дошло.
Его, конечно, получили,
Но мать немедленно решила:
Порвать его, нет, лучше сжечь!
И бросила немедля в печь.
Вот так желания, надежды
Сгорели в миг один в огне.
Могло ль быть по-другому? – Нет!
Так мир устроен этот грешный.
Что ж, констатируем сейчас,
Что ниточка оборвалась.

          XXVIII
«Да, уезжать, конечно, надо»,
Всегда покорная судьбе,
Решила для себя Татьяна.
Однако мысли о семье
Её отнюдь не покидали.
Она себе не представляла,
Кто же теперь вместо неё
Весь нескончаемый объём
Работ, забот и дел домашних
Отныне будет выполнять,
Но это уж не ей решать…
Сестре и брату, что постарше
Тянуть придётся этот воз.
Жаль очень их, малы ещё.

          XXIX
Знакомые холмы, долины,
Конечно, жалко покидать,
Однако, будем справедливы,
Что вряд ли кто-нибудь из вас
Перед отъездом был в печали,
Что он не сможет так, как раньше
Ходить в окрестные луга,
Смотреть, как на полях стога
Стоят немыми часовыми.
Возможно, вспоминали вы
Неяркий свет ночной Луны,
Но только позже, с ностальгией.
Поверить трудно, вряд ли, нет.
Как жаль, заметил бы поэт.

          XXX
Прощанье с близкими, родными
Всегда несёт с собой печаль.
Все понимают, что отныне
Мирок их что-то потерял.
Тот, кто уехал, нет, не умер,
Но без него мир стал чуть уже.
И превратится без него
Хоть и немного, но в другой.
Конечно, мы его считаем
Ещё по-прежнему своим
И то, что станет он чужим
Сначала и не ощущаем,
Но все слабей, слабее связь,
В конце концов она – мираж.

          XXXI
В слезах прощальных есть, возможно,
Событий будущих печать.
Сейчас же будем осторожней,
Их ход не будем предрешать.
Пока всё просто и обычно,
Быть может только непривычно
Было вниманье всех вокруг
Друзей, знакомых и подруг.
Прощанья ритуал закончен.
Гудок и тронулся вагон,
Остался вдалеке перрон,
И вот, отсчитывает чётко,
Один, второй десяток вёрст
Глухой, унылый стук колёс.

          XXXII
Но вот и долгим километрам
В конце концов, пришёл конец.
Звонок и из проёма двери:
«Приехала, ну молодец!»
Объятия и град вопросов:
«Как жизнь в теперешнем колхозе?
Зарплата как? Ах, трудодни,
Совсем забыла, извини»
- «Да ничего, живём, не тужим,
Работа, правда, тяжела,
Работают и стар, и млад.
Теперь немного стало лучше,
По-человечьи стали жить,
И можно паспорт получить».

          XXXIII
Мы помним, что ещё Онегин
Оброком лёгким заменил
Ярмо крестьян, попавших в «крепость»
«И раб судьбу благословил»*)
Но время шло, катились годы,
Царь, даровавший им свободу,
Народовольцами убит.
И кто ж судьбу его решил
От имени всего народа?
- Пять незадачливых людей,
Но закачалась с этих дней
Бесславных, основанье трона.
А терроризм затем пришёл,
По сути дела, в каждый дом.

          XXXIV
Мечтали о земле и воле
И вот, не стало крепостных,
И Ванька Каин в Гуляй-поле
Стал строить свой социализм.
И незаметно так сложилось,
Что прошлое почти забылось.
Колхозный принят был устав,
Но позабыли паспорта
Колхозникам советским выдать,
И вот теперь свободный раб
«За палочки» **), за «просто так»
Был вынужден опять трудиться,
А тех, кто сильно возражал
Загнали быстро «за можай».

          XXXV
Порядок этот за свободу
Нам выдавали много лет
Внушали русскому народу:
Что принесёт он, наконец,
Не только землю, но и волю.
И распрекраснейшую долю.
К тому звала с броневика
Взметнувшаяся вверх рука:
«Я вижу горы золотые,
Упорно следуйте за мной,
Вас приведу я в рай земной!»
Этот пророк попал в святые,
С тех пор поклоны стар и млад
Усердно бьют его мощам.

          XXXVI
Но вот закончены расспросы,
Их описать вам не берусь
И вряд ли это здесь возможно.
Я лишь о главном расскажу.
Им предстояло для начала
Довольно сложную задачу
Незамедлительно решить,
Вам суть её спешу раскрыть.
В листы громаднейшего списка
Была страна занесена
(Любой, где б он не проживал)
С мудрёным именем: прописка.
Прописки нет – не обессудь,
Нигде работы не дадут.

          XXXVII
Но выход все-таки был найден.
Суть дела состояла в том –
Приезжих на работах тяжких
Использовать разрешено.
По этому пути направил
(По исключению из правил!)
Маляр, знакомый их, сосед.
Он сам работал много лет
В одной из тех организаций
(Немало было их тогда),
Что наспех строили дома
Убогие, что не мешало
Властям советским делать вид,
Что они строят коммунизм.

          XXXVIII
Как раз сложилось всё удачно,
Он набирал учеников,
Что помогло Татьяне нашей
В отряд рабочих -маляров
Без приключений лишних влиться.
Ну что ж, учиться - так учиться.
К тому же открывалась ведь
Возможность вот сейчас, теперь
В ряды имеющих прописку
На полном основаньи встать.
Не нужно было прибегать
К приёмам далеко не чистым
И грех бы было этот шанс,
Судьбой дарованный, не взять.

          XXXIX
Что говорить, конечно, трудно
Татьяне было привыкать,
К однообразным серым будням,
Неделями известий ждать,
Переживать: «А как там дома?»
Если друзей нет и знакомых,
То кто удержится от слёз,
Когда вдруг «за душу берёт»
То, что зовётся ностальгией,
И вспоминаются тогда
Лес и окрестные луга,
Места столь сердцу дорогие,
И лица милые подруг
Тебе покоя не дают.

          XL
И прошлого немые тени
Не обходили стороной…
«Как бросить мог меня Евгений,
Не написать даже письмо?!
Попасть в тюрьму – это несчастье,
Но написать в его же власти.
А впрочем, кто ему она? –
Ведь ни невеста, ни жена.
Да и вообще, зачем ребёнку
Столь безответственный отец?
Любой на то ответит – нет!        
А если вовсе осуждённый,
Тогда зачем ему оно –
На биографии пятно?»

          XLI
Татьяне было очень сложно
Самой себя уговорить.
Да, скажем прямо, невозможно
Совсем Евгения забыть.
Но боль былая изменилась,
Стала стихать и притупилась.
Решила не предпринимать
Попыток с тем, чтоб отыскать
Забывшего её кумира.
Мелькали трудовые дни,
Как придорожные огни.
Шло время, и она смирилась,
Нельзя считать, что навсегда,
Во всяком случае, пока.

          XLII
Была и веская причина,
О ней не стоит забывать.
Ведь скоро должен был родиться
Ребёнок, и она, как мать,
Должна ещё до появленья,
Немало пережить волнений.
Пелёнки, распашонки сшить,
А также прочей мишуры.
Татьяна ясно понимала:
На свет являлся человек,
Который требует к себе,
Как напряжённого вниманья,
Так и отдачи полной сил.
(Хоть сам он прямо не просил).

          XLIII
Мне возразят вполне резонно,
Что нарисованный портрет
Мамаши далеко не полон,
Ну и укажут, например,
Что многие детей бросают,
Случается и убивают.
Я и не буду возражать.
Многообразна и сложна
Жизнь, окружающие люди,
И подогнать весь белый свет
Под схематичный трафарет
И невозможно, и не нужно.
Я призываю лишь понять
Одной оставшуюся мать.

          XLIV
Ей дали место в общежитьи,
И постепенно круг людей
Знакомых становился шире.
Нет, не было ещё друзей,
С кем можно горем поделиться,
Не то, чтоб до конца открыться,
Но просто так поговорить,
От делать нечего зайти.
Таких знакомых стало больше,
Чуть шире стал и кругозор,
Чем деревенский до сих пор,
И ближе становился город,
Он не был уж совсем чужим.
Немного легче стало жить.

          XLV
Вот подошло к концу ученье,
И, как положено, сданы
Экзамены и документы
Оформлены. Как бы трудны
Ей эти дни ни показались,
Она имеет специальность,
Хоть небольшие, но права.
Во всяком случае, могла,
Как равноправный член бригады,
Иметь работ участок свой.
Пусть заработок небольшой,
Но важно то, что постоянный,
И он ей пропуском служил
В самостоятельную жизнь.

          XLVI
О безработице в те годы
Успели накрепко забыть.
Росли вверх фабрики, заводы,
Все верили, что коммунизм
Теперь уже «не за горами».
Газеты каждый день писали,
Что свалим вот капитализм
И превратим социализм
В сплошную скатерть-самобранку.
А незадачливый Хрущёв
Её ткал, не жалея слов.
Всех звал трудиться неустанно,
Забыв себя, входил подчас
В  ужасный пролетарский раж.

          XLVII
Работы всем вполне хватало,
Как, впрочем, и рабочих мест.
Платили, прямо скажем, мало,
А исподволь внушали всем,
Что капитал идёт войною,
Ракеты, танки нужно строить,
А значит крепче пояса
Затягивать, но голоса,
Что это враки, раздавались.
Тем умникам без суеты
Всем быстро затыкали рты,
Без промедленья отправляя
В такие дальние места,
Где и «Макар телят не пас»

          XLVIII
Но вам нетрудно догадаться,
Что этот важный круг проблем
Далёк был от моей Татьяны.
Она довольствовалась тем,
Что в целом выполняла норму,
Хоть бригадир не очень строго
К её оценке подходил
И даже изредка хвалил.
Иные на Татьяну виды
Сначала (скажем так) имел,
Но в одночасье охладел,
Когда однажды вдруг увидел
Округлый контур живота,
Смекнувши сразу – неспроста!

          XLIX
Возможно, что о том болтали
Напрасно злые языки,
При этом не был и не знаю
Насколько к истине близки
Эти слова и рассужденья,
Но в чём, конечно, нет сомненья
Работа «спорилась в руках»
Татьяны. Прямо на глазах
Росли и хватка, и уменье.
Однако, следует сказать,
Что часто ей давала знать
Её неловкость положенья,
Но всё-таки и с ним она
Одна справлялась, как могла.

          L
Мелькали дни и шли недели.
Вращалась медленно Земля.
Кружились снежные метели,
Морозное сиянье дня
Сменяло их и звёзд мерцанье…
Неотвратимо наступала
Довольно трудная пора
Ночей без отдыха и сна,
Событий трудных неизбывных,
Тех, что боялась и ждала.
В конце концов, пора пришла.
То, что должно было – случилось,
И, в пахнущую половодьем ночь,
Родилась у Татьяны дочь.